Лешший

Антураж наипростейший. Ранний вечер, Лагос, Нигерия. Подобие пляжа, загаженное, как и почти вся Африка. Повсюду валяются пластиковые бутылки, бумага, какие-то тряпки и прочая хрень. Четыре придурка, насосавшиеся пива в ближайшем баре и решившие, что им просто необходимо искупаться. Мусор их не смущает – не тот случай. Для полноты картины, в стороне пожилой негр-рыбак выгружает улов из своей полуразбитой лодки. В общем, ничего особенного. Эти четверо – боцман, матрос, практикант (курсант из мореходки, в рейс вышел матросом) и моторист. До возвращения на судно ещё почти три часа, настроение – зашибись, состояние – повышенной весёлости. Первым в воду забегает курсант, за ним матрос (по возрасту - почти такой же пацан), сорокоты боцман и мотыль заходят следом, солидно и не торопясь. В воде у берега тоже хватает всякой дряни, но уже в семи – десяти метрах от песка вода практически чистая. Глубина приличная, метрах в пяти уже почти с головой. В воде начинается весёлая возня, брызги, попытки «утопить» друг друга. Громкий мат несётся над пляжем. А чё стесняться? Никто же не понимает. А понимает – так пусть не слушает. Посторонись – гегемон гуляет! Плавать умеют все, поэтому особо к берегу не жмутся. Короче, весело.
Минут через пятнадцать, курсант решает хлебнуть ещё пивка (с десяток бутылок было захвачено с собой, на дорожку так сказать). Он выходит из воды, подходит к вещам, открывает пиво и тут решает пообщаться с местным населением в лице того самого негра. Пацан делает первый рейс и пока ещё общение с иностранцами для него экзотика. Да и английский потренировать не помешает, тем более, что знает он язык пока что не очень. Парень медленно подходит к лодке, из которой негр вытащил сеть на песок и теперь ковыряется, наклонившись.
- Hello, - пионер, бля, должен быть вежливым.
- Hello, - негр явно не пионерского возраста, но тоже не хамло.
- Is your catch good? – надо ж о чём-то спросить, а о чём ещё у рыбака спрашивать?
- Good –good, - лицо негра расплывается в довольной улыбке. Он достаёт из лодки трёх небольших (около метра-полутора) барракуд, связанных верёвкой за хвосты, и бросает их на сеть.
Курсант с уважением смотрит на оскаленные пасти и задаёт очередной идиотский вопрос, - Where did you catch this fish?
Негр с недоумением смотрит на него, а затем машет рукой в сторону моря, - Right here. About hundred meters from coast. Вообще-то, на такой лодке и на сто метров от берега отходить страшновато, но об этой своей мысли курсант решает негру не сообщать. А тот решил сам проявить немного любознательности, - Where do you come from? Poland?
Почему он решил, что имеет дело с пшеками не понятно. Может решил, что языки похожи.
- No, Russia, - курсант отхлёбывает пива и закуривает сигарету. Негр тут же стреляет у него цигарку.
- О! Russia! Very nice! Good country, - негр явно надеется ещё и на пиво, но и сигарета на халяву уже не плохо.
- А то ёптыть, - соглашается с характеристикой негра курсант, - Ясен хер very nice.
А негр продолжает, - Russian men are very brave. Nobody’s swimming here. Many sharks and barracudas. Russian men does not afraid anything. Good! – негр поднимает большой палец и с надеждой смотрит на бутылку в руках курсанта. Но тот этого взгляда не замечает. Он довольно кивает, - Brave, very brave… Он зевает, затягивается…И тут до него медленно доходит смысл того, что он только что услышал. Рука с сигаретой застывает в воздухе. Хмель вылетает из башки даже не мухой – пулей.
– Твою мать… - медленно шепчет курсант и поворачивается к морю. Там всё по прежнему – трое орлов водоплавающих весело бултыхаются метрах в двадцати от берега, где вода выглядит совсем чистой. Им – хорошо! А вот их товарищу на берегу, явно поплохело. В мозгу проносится: «Сто метров от берега… А этим сукам, говорят, глубины в метр достаточно… Мама… Пиздец…». Все эти мудрые мысли щедро сдобрены сценами из просмотренных фильмов типа «Челюсти» и особенно документалок Кусто про жизнь всяких добрых и милых обитателей моря. Практически не соображая, что делает, курсант суёт ополовиненую бутылку негру, разворачивается и, с громкими криками, несётся к воде. Негр пожимает плечами в недоумении, в три глотка приканчивает пиво и бросает бутылку под ноги. Потом взваливает на одно плечо сеть, на другое связку барракуд и уходит в сторону виднеющихся примерно в километре от берега лачуг. А его недавний собеседник прыгает у самой воды, размахивает руками и вопит во всё горло. Троица купальщиков видит его, но понять, что он кричит не может – мешают и ветер и шум прибоя и, самое главное, хмель в башке. Наконец, боцман выдвигает наиболее правдоподобную, с его точки зрения, версию, - Никак спиздили у нас чего… Видать тот черномазый и спёр. И, вооружившись праведным гневом, все трое плывут к берегу. Но плывут довольно медленно. Выпившие, немного уже уставшие, да и не разрядники, прямо скажем. А курсант не умолкает ни на секунду, но в воду предусмотрительно не лезет. И, наконец, метрах в десяти от берега, купальщики разбирают, - Акулы, бля! Вылазьте на хер! И вот тут скорость пловцов, чудесным образом, резко возрастает. Пулей вылетев на берег, они оборачиваются к морю и начинают высматривать морских хищниц. А курсант, тем временем быстро пересказывает им свой разговор с негром. Не увидев, однако, в воде ничего опасного, сорокоты довольно быстро успокаиваются. И, хоть в воду уже не спешат, но и особо благодарить курсанта тоже не торопятся. Все четверо садятся на песок, открывают пиво и хором закуривают. Курсанта ещё трясёт от пережитых волнений, и мотыль начинает его подкалывать,
- Эх ты, салага. Развёл тебя чёрный как лоха, да ещё и пиво с тебя поимел.
Он начинает громко ржать над курсантом, ему подхихикивает боцман. Курсант вяло огрызается. Ему самому уже немного стыдно за поднятую панику. Похоже, негр его действительно разыграл. А мотыль не успокаивается, - Ща допью и ещё окунусь. Петрович, - обращается он к боцману, - Ты со мной? А то молодняк нынче ссыкливый пошёл. Какой-то чёрный наебал, га-га-га!
Он снова начинает ржать, но его гогот прерывает тихий голос матроса, - А мож и не наебал…
Матрос вытягивает руку, и все видят метрах в двадцати-тридцати от берега, почти там же, где пятнадцать минут назад они так здорово изображали тюленье стадо, красивый островерхий плавник. Боцман громко икает и заходится в кашле, а мотыль чешет в затылке и тихо протягивает: «Бля-я-я…» Потом короткая пауза и снова: «Бля-я-я…» Матрос докуривает, выплёвывает окурок и поворачивается к застывшему курсанту, - Где там твой негр?
Тот вместо ответа машет рукой в сторону лачуг, по-прежнему не сводя глаз с моря. А там уже два плавника. – Ушёл? – говорит матрос, - Зря. Я б его до утра поил. На халяву. За то, что вовремя сказал… Он замолкает и закуривает новую сигарету. Так они и сидят на песке, все четверо, абсолютно трезвые, смоля одну за другой и не сводя глаз с воды. А там продолжается танец плавников. Те то удаляются, то резко возвращаются к берегу. И их уже не два, а три… нет пять. И лишь минут через двадцать все четверо купальщиков, не сговариваясь, как по команде, встают с песка, натягивают одежду и уходят обратно в город.
ЗЫ Потом уже они узнали, что на этом участке «пляжа» всяких тварей собирается не мало, так как именно в этот район течением относит отбросы, а не редко и трупы почти со всего города (страна и город не самые спокойные даже для Африки). В общем – повезло.

Добавлено (31.01.2008, 04:44)
---------------------------------------------
Морской цирк

Лешший

Северное море, переход Антверпен – Мурманск, четвёртый месяц рейса, профсоюзное собрание. Тема проста и животрепещуща – поведение на заходе матроса, ну, скажем, Пупкина. Поведение-то было более-менее в адеквате, но за день до отхода товарищ Пупкин, по старой российской традиции решил ужраться. Причём обязательно в говно. А так как у настоящего моряка слово с делом, как правило, не расходится, то задуманное тут же и было воплощено в жизнь. И всё бы ничего, но, как говорится, присутствовал один нюанс – через пару часов после возлияний, матрос Пупкин обязан был заступать на вахту к трапу. Надо отдать ему должное, до трапа он добрался, причём даже сам. Движения, правда, отличались какой-то особенной плавностью, а глаза ещё более особенной мутностью, но к месту вахты товарищ прибыл вовремя. И тут ему не повезло – к трапу вышли покурить вахтенный штурман и капитан. Если б мастера не было, то всё бы могло и обойтись – штурман отправил бы хроника спать, поставил бы за него другого матроса, потом бы упившийся вахту отдал. Прокол-то у него первый был за смену. Но, когда в резко распахнувшуюся дверь, прямо на фюрера выпало пьяное тело, тот слегка обиделся за такое нарушение субординации и решил это тело примерно выдрать. Что и было воплощено в жизнь. Невезучему любителю горячительного влепили выговор (что автоматом лишило его годовой премии), предупредили, что, мол ещё раз и писец – домой поедешь и, для полного счастья и осознания, мастер предложил разобрать поведение Пупкина на профсобрании, благо тот в профсоюзе, в отличие от капитана и половины экипажа, состоял. Отошли рано утром, а собрание назначили на 16.00 судового времени. Членов профсоюза, кроме самого героя праздника, набралось восемь человек (почти половина экипажа). Все они в гробу видели все эти сборища, но приказ мастера не обсуждается. И вот, вся проф ячейка собралась в каюте электромеханика, по совместительству – профорга судна. На стуле, по середине кабинета тихонько примостился похмельный (вчера, решив, что всё равно пропадать, после того, как его сняли с вахты, он ещё добавил) виновник торжества. За столом уселся сам электромен, остальные расселись кто где. Особую пикантность ситуации придаёт состояние самого профорга. Оно, прямо скажем, не совсем трезвое. Короче, электромен сегодня, почти такой же, как Пупкин вчера. После отхода, розеточник успел ографиниться, а после этого приятного процесса и был проинформирован о предстоящем мероприятии. Он грустно косит на холодильник, где стынет початая бутылка, но, надо отдать должное, держится довольно не плохо. Опыт, его не пропьёшь.
Электромен откашливается, все умолкают. Профорг поднимает мутные глаза на собравшихся и веско произносит, - Итак…
Но закончить эту так нетривиально начатую фразу ему не дают. Раздаётся стук в дверь, и на пороге появляется третий штурман. Он пытался от собрания увильнуть, смылся в корректорскую и вовсю занимался корректурой карт, но был выявлен мастером и ласковым пинком направлен в сторону каюты электромеханика.
- Разрешите, - третий проходит в кабинет.
- Вы член профсоюза? - электромен решил поиграть в официоз.
- Я его мозг, - гордо цитирует старый анекдот третий и плюхается на диван между шефом и матросом-второклассником. Получается, что с одной стороны сидит молодняк до тридцати (шеф, третий, второклассник, третий механик, чтоб не путаться, будем обзывать штурмана – «третий», а механика просто «механик»), с другой люди постарше и посолиднее (вторые механик и штурман и, собственно, сам Пупкин).
Электромен кивает, что-то отмечает у себя в листочке и снова начинает, - Итак, первый вопрос нашего собрания – рассмотрение случая нарушения дисциплины матросом Пупкиным, второй вопрос – информация по профсоюзу.
- Третий вопрос – дискотека, - вполголоса добавляет шеф. Второклассник (пацан двадцати лет) громко прыскает. Электромен грозно смотрит на нарушителей спокойствия, но те тут же затихают. Профорг начинает зачитывать поочерёдно рапорт вахтенного штурмана и объяснительную проштрафившегося матроса. Объяснительная писалась ещё в весьма весёлом состоянии, кое-какие обороты речи в ней достойны увековечивания. Хотя бы этот: «Выходя на палубу, я задумался, в чём раскаиваюсь». В конце, как обычно: «Прошу простить, больше не повторится» и т.д. и т.п. Зачитывая всю эту ересь, электромен, по началу держался, но потом родимая стала брать своё. Речь, в начале такая плавная и правильная пытается жить своей жизнью. И в этой жизни ей явно не нравится такое большое количество согласных в Великом и Могучем. Ещё бы – такое впечатление, что все эти буквы для того и придуманы, чтобы на них запинаться, пытаться исправиться, запинаться ещё больше, а потом, плюнув на все «шипящие и скрипящие», шпарить дальше. Со стороны «молодых» раздаются сдавленные смешки, «старики» хранят торжественное, вполне приличествующее моменту, молчание. Наконец, и рапорт и объяснительная прочитаны. Электромен отрывает взгляд от бумаг и обращается к народу, - Ну, и ккие буддут предлжения?
Но народ проявлять сознательность не спешит.
- Смелее, - подбадривает профорг и добавляет, - Чем бстрее раззберём, тем бстрее раззойдёмсся, - следует вороватый взгляд в сторону холодильника.
- Предлагаю исключить товарища Пупкина, который оказался совсем не товарищем, из стройных рядов партии, - громко и торжественно подаёт голос третий.
От неожиданности, а может и просто с похмела, Пупкин громко икает.
- Какой? – профорг тоже опешил.
- Да любой, - третий разводит руками, - Какая на хрен разница-то? Ты за кого на последних выборах голосовал? – обращается он к матросу.
Тот задумывется, а потом несмело отвечает, - Ну, я это… Не ходил, в общем…
- Плохо, - третьего явно несёт, - Вот из-за таких, как ты, всё и происходит, - он укоризненно качает головой. Шеф, второклассник и механик ржут уже не стесняясь, остальные потихоньку ухмыляются. Все, кроме профорга и Пупкина, разумеется.
- А чо происходит-то? – с каким-то даже возмущением, интересуется Пупкин.
- Всё! – третий не выдерживает и сам начинает ржать, - И паровозы не летают, и самолёты тонут. Стыдитесь, батенька.
- А ты вообще когда-нибудь за кого-нибудь голосовал? – интересуется второклассник.
- Ну, дык… - Пупкин вздыхает, - Ну, за Жирика…
- Предлагаю исключить товарища Пупкина из кристально чистых рядов ЛДПР, дабы неповадно было всякому… - но что неповадно, второкласснику договорить не удаётся.
Оклемавшийся электромен бьёт кулаком по столу и рявкает, - Хорош клоунить!
Молодняк затихает. А профорг, убедившись, что порядок восстановлен, поворачивается к Пупкину, - Тврищ Пупкин, вы расскаивваетесь в совершшённом прстпке?
Пупкин с готовностью кивает
- Общаете, что поддобное нне пвторрится? – чувствуется, что электромену говоритьь всё труднее.
Пупкин вновь кивает и тяжело вздыхает.
- Дяденька, я больше не буудуу, - тоненькими голосами протягивают хором шеф и второклассник.
- Да успкойтесь вы, клоуны! – вновь взрывается профорг.
- Прикинь, - шеф толкает второклассника локтем, - Он тебя клоунами обозвал.
- Я б за такие слова, уже б полчаса над трупом издевался, - вступает механик. Остальные вновь начинают смеяться. Собрание их явно радует.
- Мудаки, - реакция электромеханика груба, но объяснима. Но разгулявшихся молодых уже не остановить.
- Матрос второго класса! – выкрикивает третий.
- Я! – тут же отвечает тот.
- Вы – мудак!
- Есть!
- Упал – отжался!
- Слушаюсь!
Теперь в голос смеются все, даже Пупкин безуспешно пытается согнать с лица ухмылку.
Электромеханик тяжёлым взглядом обводит всех собравшихся. Если бы от взгляда умирали, то одним штурманом и одним матросом на свете точно стало бы меньше – разлетелись бы в клочья. Но, к сожалению, одного взгляда для смертоубийства маловато.
- Тварищ третий помощщник кпитана, - официальнейшим тоном произносит профорг.
- Слушаю, - отзывается тот.
- Если вы нне угомонитесь, я будду внужжден васс уддалить, - голос электромена хоть не твёрд, но непреклонен.
- Виноват, был не прав, прошу простить, исправлюсь, - скороговоркой отвечает третий и действительно замолкает. Остальные следуют его примеру. Профорг ещё раз обводит всех тяжёлым взглядом и собирается уже продолжить собрание, но тут случается непоправимое.
Случайно он сдвигает листок, на котором всё время делал какие-то пометки, в сторону, и второклассник (он сидит прямо напротив электромена), скосив глаза, эту писанину прочитывает. В каюте раздаётся даже не хохот, а какой-то дикий, пардон, ржач.
Матрос даже не пытается сдержаться и не обращает никакого внимания не недоумённые взгляды окружающих. Лицо профорга кривится, как будто он проглотил целый лимон, а потом следует и словесная реакция.
- Да пшли вы все в… жопу! – профорг безнадёжно машет рукой, - Всё, сбрание скончено…
Народ не заставляет себя долго уговаривать. Первым из каюты вылетает Пупкин, за ним выходят остальные. В коридоре молодые обступают второклассника.
- Чё ты там вычитал-то? – спрашивает шеф.
- У него там: «Первый вопрос – поведение матроса Пупкина, второй вопрос – разное», - охотно делится информацией матрос, - А под этим вот такими буквами: «Пупкин – сука» и «Заебали!!!».
- Тяжела ты, жизнь профорга, - отсмеявшись со всеми, замечает механик.
- Ага, - соглашается с ним третий, - А щас будет истчо тяжелее.
Он подходит к дверям каюты электромена, стучится и тут же заходит, но дальше порога не двигается и дверь не закрывает.
Электромеханик уже достал из холодильника своё «успокоительное», нехитрую закусь и застан с рюмкой в руке. При виде третьего, на его лице появляется выражение просто нечеловеческой муки пополам с яростью.
- Товарищ председатель профсоюзного комитета, - третий делает вид, что ничего не замечает, - А как же второй вопрос повестки? Чем же живёт страна?
Электромен набирает полные прокуренные лёгкие воздуха, и выстреливает воплем: «НА!... ХУЙ!!...». Слово «ПОШЁЛ!!!...» ударяется в резко захлопнувшуюся дверь – третий предпочёл с линии огня смыться. Из-за дверей вновь слышится громкий многоголосый хохот, который, впрочем, быстро затихает – все расходятся. Электромеханик откидывается спиной на кресло, закуривает и вновь наливает себе «лекарства от нервов». Больше его никто не беспокоит.
На следующий день третий, после обеда вновь появляется в каюте электромеханика. Так сказать, с официальным визитом. Тот сидит на диване и страдает душой и телом, точнее головой. Треск больного мозга, кажется слышен даже в коридоре. Третий деликатно стучится и, не дожидаясь ответа вваливается в каюту, падает в свободное кресло и закуривает. Электромен приветствует его мутным взглядом и злобным молчанием. Но тому все взгляды явно пофигу. Сделав пару затяжек, третий сочувственно смотрит на электромеханика и задаёт самый тупой в этой ситуации вопрос, - Ну что, херово?
- Иннах, - бормочет тот и тоже закуривает. Тут же морщится и с силой вминает сигарету в пепельницу.
- Грубим, - глубокомысленно констатирует третий, - А я к тебе, можно сказать, со всей душой. Подлечить хотел. Но если вы так, то…
И он делает вид, что пытается подняться.
- Сидеть! – в голосе розеточника откуда-то появляется даже какое-то подобие металла.
- Сижу, - соглашается третий.
- Что, есть? - уже гораздо тише, с надеждой спрашивает электрический.
- А то! – ухмыляется третий, - НЗ как раз на такой случай. Но вот есть у меня к вам пара вопросов, товарищ электромеханик…
- Каких ещё? – тянет в ответ тот. Ему явно не терпится подлечиться, а тут вопросы какие-то…
- Ну, во-первых, - третий в свою очередь, явно никуда не торопится, - Что там на счёт «мудаков», «сук» и прочих словей, которые по своей интеллигентности даже и повторить-то стесняюсь?
- Был не прав, - быстро чеканит электромен, - Судовод человеку – друг, товарищ и брат!
- Вольно! – машет рукой третий, - Но вот понимаете, вчера у вас всё как-то искреннее получалось, а сегодня как-то вымученно. Надо бы потренироваться.
- Сука ты, - страдает в ответ электромеханик.
- Ага, - третий не возражает, - Не побоюсь этого слова, просто падла.
Он докуривает, встаёт и уже другим тоном, без подколок продолжает, - Ладно. Зайдёшь в каюту, возле стола в тумбочке в левом ящике. Только каюту мне не засирать, собутыльников не звать и ноутбук не трогать. Подлечишься и свободен.
- Не вопрос, - электромеханик тоже поднимается, хотя и намного медленнее и аккуратнее, чем третий. Такое впечатление, что голова у него стеклянная, так осторожно он её поворачивает.
- А ты что, не будешь? – интересуется он.
- Да ну нах, - следует ответ, - У меня ещё корректуры до ебеней. Балтика вообще нетронутая. Это тебе хорошо, лампочку вкрутил – рабочий день окончен.
- Сука, - обижается электрический.
- Не понял, - протягивает третий, - Бунт на корабле? Щас подавим.
- Никак нет, - перспектива облома тут же пробуждает вежливость, - Вам послышалось.
- Ладно, будем считать извинения приняты, - третий открывает дверь в коридор, перешагивает через комингс и оборачивается, - Только смотри, всё не выжри. Хоть треть пузыря оставь... Измеритель смазывать...
- Добро, - электромеханик готов на любые условия, лишь бы так волшебно появившаяся возможность спасения от похмелья не исчезла. И они расходятся каждый по своим делам.